linzi-forme.ru

«А если это так, — сказал он себе, — и я ухожу из жизни с сознанием того, что погубил все, что мне дано было, и поправить нельзя, тогда что ж?» Он лег навзничь и стал совсем по-новому перебирать всю свою жизнь. Когда он увидал утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, — каждое их движение, каждое их слово подтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью. Он в них видел себя, все то, чем он жил, и ясно видел, что все это было не то, все это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть. Это сознание увеличило, удесятерило его физические страдания. Он стонал и метался и обдергивал на себе одежду. Ему казалось, что она душила и давила его. И за это он ненавидел их».

«Граница, которую рисует для нашего существования смерть, определяет наше понимание жизни», — заметил немецкий историк культуры и философ-идеалист Вильгельм Дильтей. В повседневности мы заняты чем угодно, только не самими собой, мы погружены в мир чего-то, что не есть мы — в мир чуждого, в пространство причин, объектов, «Не-Я». Мы словно живем в механизированном мире и находимся под влиянием чего-то безличного, мы живем, «как другие» — поступаем именно так, а не иначе, потому что другие люди так делают. Как показала мировая практика, именно такой тип поведения может обернуться тоталитаризмом, практиками повсеместного послушания. И история XX века — убедительное тому доказательство.

Игорь Михайлов — кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института философии РАН, переводчик. Сфера научных интересов: герменевтика, феноменология, онтология, философия истории, проблемы эстетики, природа философского знания.

3. М. Хоркхаймер, Т. Адорно «Диалектика Просвещения. Философские фрагменты»Источник видео: Еврейский музей и центр толерантности / YoutubeОбложка: иллюстрация к книге «The Death of Ivan Ilych», © Pinguin Classics

1. Р. Рорти «Случайность, ирония и солидарность».

 «Нравственные страдания его состояли в том, что в эту ночь, глядя на сонное, добродушное скуластое лицо Герасима, ему вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся моя жизнь, сознательная жизнь, была «не то».

2. М. Хайдеггер «Бытие и время».

Ему пришло в голову, что то, что ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда. Ему пришло в голову, что те его чуть заметные поползновения борьбы против того, что наивысше поставленными людьми считалось хорошим, поползновения чуть заметные, которые он тотчас же отгонял от себя, — что они-то и могли быть настоящие, а остальное все могло быть не то. И его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы — все это могло быть не то. Он попытался защитить пред собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было.

Кандидат философских наук Игорь Михайлов убеждён, что, как бы мы ни пытались отрицать смерть и вытеснять это понятие из своего словаря и бытия, она всегда находится рядом с нами, и отношение к ней, которое может сквозить даже в умалчивании о смерти, является яркой характеристикой как личности, так и общества. Публикуем его лекцию «На миру и смерть красна? Бегство от жизни и смерти в XXI веке», в которой философ рассказывает о попытках философов XIX-XX веков пересмотреть отношение к смерти, осмыслить её уникальность и незаменимость — разобрать смерть как феномен, вырывающийся из привычных способов мышления о ней.

Эти слова главного героя повести Льва Николаевича Толстого «Смерть Ивана Ильича» во многом предвосхитили ход мыслей философов XX века, которые придавали особое значение отношениям смерти и повседневности.

Фашизм и сталинизм, войны с многомиллионными жертвами, крах старых ценностей и представлений об этике и морали человека — как все эти катастрофы заставили обитателей XX века переосмыслить смерть и отношения с ней? Что рассказали о нашей природе? К появлению каких новых философских концепций привели? Как складываются наши отношения со смертью в новой реальности массовой и стандартизованной культуры, создающей благоприятную среду для латентного тоталитаризма?